К чему снятся Деньги по соннику

Мама мне дала пачку денег и я поехала в центр города, совершать покупки. Так бывало во времена студенчества. Бумажки были, правда, современные, тысячные голубенькие. Новые, хрустящие, их количество варьировалось от 8 до 12. Сумма воспринималась как крупная, это я чувствовала по тощине пачки, поэтому пересчитывать их на улице было опасно. Я полистала их, заглянув в карман. Вот я на автобусной остановке в начале главной улицы города. Я собиралась проехать по этой улице дальше. Глядь! А перед автобусом орудуют карманники. Да так нагло, что народ ничего сделать не может, только обнимает свои сумки и держит карманы в кулаках. Я не могу допустить, чтобы мои деньги так глупо пропали. Я выбралась из толпы, которая лезла в автобус и со стороны прекрасно видела, как группа воров вклинилась в давку перед дверьми, и вскоре выскакивали с полными руками добычи. Я хотела перепрятать деньги по-надежнее, как вдруг один из воров подошел ко мне и стал неприятно трогать меня то за один бок, то за другой. Я была в шубе, которую носила 15 лет назад, деньги лежали в переднем кармане, вход в который был за застежкой на животе. Я уворачивалась от рук карманника, который бесцеремонно досаждал меня похлопываниями по бокам (искал боковые карманы). Я машинально схватилась за карман с деньгами на животе и тем самым выдала их местонахождение. Парень сразу понял в чем дело, коварно улыбнулся: «Ага!» и вытащил у меня деньги. Я стала кричать, звать на помощь, но люди на остановке отворачивались и не хотели связываться. Карманник особенно не скрывалася, продолжал гулять неподалеку. Он даже заигрывал, посмеивался надо мной. Ему, похоже, нравилась эта борьба. Я пыталась призвать на помощь какого-нибудь мужчину, героя из толпы. Но героев не нашлось, мужчины трусили и отводили глаза. Я решила позвонить в милицию. Карманник все это время крутился рядом, не отступал. Я поняла, что он будет следить за развитием событий, стараясь влиять на них. Я побоялась, что вор отберет мобильный и пошла в милицию пешком. Шла я вверх по главной улице города. По дороге я зашла в класс живописи. Некоторое время постояла за мольбертом. Вдохновения не было, было просто учебное задание, которое сделать было так просто, что я даже удивилась, что такого уровня исполнения достаточно для хорошей оценки. Мне кажется поставили высший бал, хотя я особо не вкладывалась. Я оставила художников и продолжала двигаться по той же улице дальше, наверх. Наконец я оказалась в милиции. Там было несколько сотрудников. Один, как мне показалось, более внимательный и компетентный, остальным было наплевать на то, что я говорю. Я постаралась завладеть вниманием Компетентного, хотя он был больше всех занят, его все время отвлекали на другие дела. Тут я заметила, что мой карманник стоит рядом за стенкой и подслушивает. Он вырулил оттуда и начал перевирать мои слова, выдавая себя за свидетеля. Я попросила Компетентного сотрудника выслушать меня наедине. Мы прошли внуть учреждения. Там было просторное офисное помещение, много столов, за некоторыми работали люди. Только я начала объяснять все сотруднику милиции, хотела сообщить, что вор преследует меня и наверняка отомстит, когда я выйду из милиции, как увидела, что по коридору к нам идет худенькая красивая девушка, в которой я с трудом узнала переодетого карманника. Парень был стройный, тоненький, со светлыми кудрявыми волосами, как у Есенина. Теперь он шел в в темной мини-юбке, в парике из каштановых волос со стрижкой карэ. Стильная такая девочка получилась! Узнать его в таком виде было сложно, но я узнала! Наконец милиционер понял, что дело мое сложнее, чем кажется на первый взгляд. Пригласили еще одного опера. Этот новый был светловолосый, но лицом немного кавказец. Сразу было видно, что новый опер очень умный. Он слушал внимательно, во все вникал, задавал конкретные вопросы. Я решила направить все внимание на него. Пока шло все это разбирательство, к действию примешались новые персонажи. Это была моя коллега по ансамблю и ее муж. Она сказала, что у нас у всех «связки ни к черту», что после определенных процедур, они станут как новенькие. У меня действительно недавно были проблемы со связками — я посадила себе голос, а голос для нас самый главный инструмент, ведь мы поем. Я загорелась идеей починить связки и пошла с коллегой к врачу лору. Лор положил подругу на кушетку, включил какой-то лор-аппарат, от которого тянулся длинный шланг, а на конце — шприц. Врач показал на плакат, где было показано как шприц помещается глубоко в нос и тоненькой иголкой волосинкой впрыскивается вещество прямо в мозг и промывает застоявшуюся слизь во всей округе — и в носу и в горле и в ушах. Я очень хотела иметь волшебный голос. У моей коллеги он поистине волшебный от природы! Самый лучший голос в нашем ансамбле. Однако вставлять себе в мозг иголки было страшно. Я поколебалась, потом вспомнила, что коллега подвержена неврозу «лечить» от разных болезней, от чего ее дети без конца заболевают самыми чудными инфекциями и осложденниями. Я догадалась, что скорее всего эта процедура не такая уж чудодейственная, как описывает мне коллега. По окончании лор-экзекуции я спросила коллегу больно ли было, она ответила, что больновато. Врач назвал цену процедуры. Муж подруги возмутился: «Мы, конечно, заплатим, но помилуйте — 15 тысяч за пятиминутную процедуру!» Мы вышли на улицу и спустились по главной улице города обратно, к ее началу. Как раз туда, откуда начиналось действие. Там рядом есть станция, где можно уехать на электричке. Я не люблю автобусы, но люблю железную дорогу. Посмотрела на часы — 14.10. Ой! Кажется вот сейчас должна быть электричка в нашу сторону (домой). И мы побежали через пути. Какие-то поезда уже стояли, какие-то прибывали, какие-то отправлялись. Я прислушивалась к голосу диктора и никак не могла услышать нужной информации. Очень хотелось уехать домой на поезде и не возвращаться на злополучную остановку.

Мы с моим другом музыкантом идем в высокое здание общежития. Оно высится в полумраке мрачным монументом на фоне неба. Нам нужно подняться наверх, под самую крышу. Я заглядываю в свой кошелек, чтобы понять на что я могу рассчитывать, и вижу там толстую пачку незнакомых купюр. Это рубли, достоинством 18 000, 35 000, и были даже какие-то с шестью нулями. Странные деньги… А главное я не помню, как они ко мне попали! Присматриваюсь и вижу, что на купюре прямо под числительными расположена рекламная строка: «Помогу в финансовых махинациях», затем номер мобильного и имя «Ирина». Я удивилась — никогда прежде не видела рекламу на купюрах, причем рекламу такого частного, сиюминутного характера. Я оказалась в общежитии то ли музыкального, то ли художественного училища. Там была моя новая учительница по баяну, молоденькая девушка Люба, студентка консерватории. Мы с Любой сидели на кровати, вокруг были незнакомые люди. Один мужчина маленький и щупленький, с короткими волосами, с морщинистым лицом все время крутился рядом. Он был отвратительно-притягательным — настоящий Мефистофель. Он просунул руку мне под одежду и поглаживал грудь. Это было жутко приятно, невозможно прекратить. Все кто был в комнате уже заметили, что происходит, а я не могла найти в себе силы оттолкнуть его. Было гадко, но сладкое липкое болото затягивало. Потом он отошел от меня, но я уже сама искала его общества, старалась быть рядом, не упустить его из виду. Он влез под кровать, я села рядом на пол, он просунул руку мне между ног. Я попала к нему на крючок, он паталогически привлекал меня, причем отвращение тоже ни на минуту не отпускало. Я не хотела секса с ним, потому что после этого все кончится, а я желала бесконечного предвкушения удовольствия. Народ разошелся, я легла на кровать, а Мефистофель прилег за моей спиной и обнял меня. Я вся была как струна, боялась шевельнуться, потерять очарование момента. Передо мной было высокое арочное окно, расположенное на усеченном углу комнаты (общежитие было панельной коробкой в начале сна, теперь оно стало старинным зданием). Окно было затянуто афишей или какой-то бумагой цвета темного папируса с благородной красно-коричневой росписью. Вдруг кто-то спрыгнул на подоконник снаружи, с лесов, которые были за окном. Этот кто-то распорол афишу ножом длинной вертикальной линией, и в образовавшуюся дыру пролезли трое: двое мужчин и девушка. У девушки за спиной были крылья бабочки, один из мужчин был гастарбайтер из Средней Азии, девушка похоже его родственница. Все что происходило вокруг напоминало заседание секты. Мефистофель был с ними заодно. Крылья девушки не были маскарадным костюмом, как показалось мне вначале, она иногда взлетала на них и порхала по комнате. Комната наполнилась барахлом: появились длинные столы, на которых курились благовония, были разложены сувениры, женские украшения для волос и бижутерия на продажу. Я тихонько лежала, не желая расставаться с демоном. Вокруг хохотали, обсуждая как ловко подсунули мне деньги, их смешило, как я металась между радостью присвоить чужое и сомнениями в подлинности происходящего. Я догадывалась, что деньги фальшивые. Начала обдумывать, нельзя ли их подсунуть также кому-нибудь. Потом девушка-бабочка повлекла меня за собой в круглую ширму из штор. Там за шторами она жарко обняла меня, взяла мою правую руку и укусила сначала за безымянный, потом за средний палец. Мне стало больно, я оттолкнула ее и выбралась из-за ширмы, с трудом выпутываясь из тяжелых штор. Потом я увидела, что у меня не хватает по одной фаланге на каждом из укушенных пальцев. Причем откушены они были так ловко, будто заросли уже пять лет назад, никакой крови, просто затянутые кожей обрубки. Меня это привело в бешенство — ведь я музыкант и пальцы мне дороги как инструмент. Я выхватила у Мефистофеля двузубую палку-рогатину и стала ей крушить ненавистные столы с сувениркой. Демоны-сектанты по-очереди пытались мне помешать. Я заметила, что они вступают в схватку только один на один. Вместе они бы точно меня завалили, но они будто играли со мной по определенным правилам. Стоило мне отбросить одного, он отходил и пробовал свои силы следующий. Мефистофель только наблюдал, не мешая мне как остальные, но и не помогал. Рогатку свою он отдал мне с готовностью, даже с некоторой шутовской услужливостью. Рогатина слушалась плохо. Воздух оказывал сопротивление как густой пласт воды. Я не обращала внимание на смешки и издевательства толпы, а упорно орудовала рогаткой, откидывая демонов, сбрасывая со столов цветные блестящие финтифлюшки, не жалея ничего. Где-то играла навязчивая мелодия музыкальной шкатулки. Похоже она раздавалась из горы поверженных сувениров. Тут я догадалась, что рогатка дьявола мне плохо помогает. Тогда я решила пинать сектанскую утварь ногами. Сопротивление воздуха оставалось, но получаться стало лучше. Зачем все это было, что им нужно было от меня и что влекло меня к ним оставалось загадкой. В этом противостоянии был сакральный смысл, хотя внешне все выглядело как глупая возня.