К чему снится Телевизор по соннику

Как говорится, довольно «бытовухи». Мне приснился полный бред. Как видела – так и записываю. Я сижу в красивой, богато отделанной комнате и смотрю телевизор, поблескивающий в центре комнаты, перед камином, на тумбе, инкрустированной золотыми накладками и стразами. Первый фильм посвящен каким-то старинным паркам и замкам, второй (точно помню) – привидениям. Первого фильма я не запомнила, остались только обрывки сумрачных аллей. Второй: стрельчатые замки в красивущих парках, раскрашенных осенью в золотисто-алые тона. И голос за кадром, который утверждал, что привидения – это «эманации человеческих эмоций как выбросов энергии» (фраза настолько дикая, что я ее ночью записала дословно, так что это цитата). Третий фильм повествовал о лошадях, которые, оказывается, имеют свое тайное сообщество и на самом деле руководят миром (??!!). У лошадей человеческо-демоническая природа и они не нуждаются в нас, людях, зато могут принимать обличье «человеков». Обычно лошади в человеческом облике – молодые приятные мужчины. Некоторые из них увлекаются наркотиками. Замечу кстати, что, несмотря на то, что я смотрела фильм, почти вся информация доводилась до меня закадровым голосом, а на экране были только быстро сменяющие друг друга кадры, эпизоды, а то и вовсе отрывки. Наконец, четвертый фильм – о снобах. Рассказывалось о французских королях, какие они сейчас снобы. И это единственный фильм, кадры которого я запомнила четко, потому что они не мелькали: ванная комната, в ванне сидит молодой мужчина в белых плавках и белых длинных носках, по обе стороны от него элегантные мужчины-придворные в дорогих темных костюмах. Они показывают сидящему в ванне королю перчатки из мягкой кожи-выворотки. Король рассматривает перчатки, щурится, оценивает их и так, и эдак. Эпизоды вызывают мой смех, почти до колик: ну надо же, такие снобы, а тут…Что именно меня рассмешило, я не помню. Зато запомнила, что острие сатиры было направлено на «сливки общества», точнее, на их гордость перчатками «от кутюр». Очень я смеялась и над ними, и над своей завистью к ним. Я даже пошла в другую комнату к маме – рассказать. Поделилась. И оказалась в поле. Позади – Великая китайская стена. Я чувствую, какая она громадная. Но она – позади. А здесь поле. Серое-серое, необъятное. Какие-то люди, сгорбившись, трудятся в нем. Ко мне подбегает то ли хомячок, то ли суслик, маленький, но прямоходячий. За ним кто-то гонится, и вот он наталкивается на меня. Я его спасаю, мельком замечаю, что в этой стране обширные просторы, ослепительно белое солнце, остальное все серое. А я – гигантского роста. И суслик этот у меня на плече. Я вижу, что на распутье, от того места, где я стою, по полю веером расходятся три дороги, широкие, одинаковые. До сих пор я не знала, какую выбрать. Стоило мне спасти хомяка – сомнения отпали, я зашагала по одной из них, хотя и не понимала, почему. И пришла в город, китайский, с грязными потеками воды на разноцветных оштукатуренных стенах, как в Венеции. Из переулков выглядывали довольно упитанные крысы, почти с лошадей размерами, светло-розовые. Я спустилась по лестнице в какой-то полуподвальный коридор, но в то же время это и улица, потому что потолка не было. Повсюду были крысы, огромные, жирные. Я шла и шла, с хомяком на плече, пока не обернулась. За мной шла женщина с длинным древком, на конце которого черный трезубец, причем два заточенных зуба загнуты вовнутрь, а один – вперед выставлен. За этой женщиной угадывались другие такие же, с тем же оружием. «Будут уничтожать крыс!» — догадалась я. И вдруг испугалась. Страх вызвали именно их «дреколья», острые зубья, загнутые особым образом. Я бросилась бежать прочь из коридора-улицы, назад, потому что понимала: вместе с крысами уничтожат и меня. А в коридор сходились женщины отовсюду, и у каждой были такие трезубцы.