К чему снится Врач по соннику

Сон из трех эпизодов, это — первый. Мы в курортном городке. Он сумеречный, тесный и в то же время безграничный какой-то. Самые странные в нем – улицы, они ведут неизвестно куда, никогда не знаешь, как изогнется какая-то из них. Я и мама живем в красном кирпичном доме, утопающем в зелени разлапистых пальм. Целыми днями я брожу по городку, так и не попадая к морю. Сначала я попадала в тупики, запутывалась, пока не сообразила, что главное в городке — точно знать цель, куда и зачем идешь. В городке немало людей, только мы не общаемся, каждый словно в невидимом стеклянном колпаке занят самим собой, собственными проблемами. И все же мама и я часто заводим разговоры, общаемся, только все это не то и не так. Так приходит влажная вьюжная осень, с листопадом, которого мы не видим, с чистым хрустальным небом и многозначительными ветрами. Я плохо себя чувствую, кашляю. Кашель становится постоянным моим спутником, в конце-концов, люди, окружающие меня, советуют пойти к врачу. Я не очень-то верю дядькам, забивающим «козла» во дворике, и сплетничающим бабулькам, не хочу идти никуда. И все же блуждаю по коричневеющему городку, пока не попадаю в старомодный, почти дореволюционный, дворик высокого старого дома-«сталинки». Зайдя в арку, увидела древнее дерево, своими узловатыми корнями вспарывающее асфальт, зеленое-зеленое (кажется, ясень), вокруг него круглую скамейку по окружности толстого ствола, а за деревом низкое одноэтажное здание, похоже, флигель неопределенного цвета: синеватые стены, на которые дерево отбрасывает ажурную тень. Как ни странно, в дворике лето, осенью и не пахнет, солнечно и хмуро одновременно. Между деревом и домиком темные люди-тени, толпятся у квадратного входа с перекосившейся дверью. Над дверью надпись «Медпункт», причем я знаю, что других медицинских учреждений в городке нет. Люди-тени советуют мне идти к врачу, и я, поколебавшись, захожу в квадратный проем из любопытства. Я попала во тьму. Только не черную, а коричневую. Знакомый по многим снам длинный коридор, сумеречный, впервые – с отблесками чисто вымытого линолеума. Там тоже много людей. Коридор неожиданно быстро заканчивается, расширяясь в квадратный холльчик, а в холльчике – дощатая дверь, выкрашенная в коричневый цвет. Там врач, к нему-то и очередь. Кажется, мне придется стоять в ней. Но я не хочу! Мою грудь пронзает острая боль, и хотя она не сильна, все же меня беспокоит. Я принимаю решение: или войду сейчас без очереди, или уйду прочь. Набираюсь смелости, вхожу. Врач светловолос, молод. Он веселый, говорливый. Очень обрадовался моему приходу, мы познакомились и быстро нашли общий язык, он начал шутить, пока я не сказала, что у меня стреляющие жгучие боли в груди. Тогда мой врач стал серьезен, хотя и постарался спрятать сие за очередной остротой. Мы к тому времени перешли на «ты», и казалось, знаем друг друга с детства. Он сказал: «Ничего страшного, но раз уж ты здесь, давай я тебя послушаю» — так, дружески сказал, словно ничего не значащую вещь предложил, как будто стыдясь, что не может мне предложить ничего более стоящего. В широкое окно, забранное решетками и давно не мытое, светит рассеянное солнце, продирается сквозь ажурную сеть кроны дерева. От этого свет зеленовато-желтоватый, медовый какой-то. Повинуясь жесту доктора, я прошла в некое подобие белой палатки в кабинете – угол, с двух сторон отгороженный белыми высокими ширмами, до потолка, с колышущимися занавесками. Там стоит кушетка. Я замечаю, что я в майке. Сажусь на кушетку, жду. Друг-врач заходит в этот отгороженный уголок, у него на шее висит стетоскоп. Доктор просит меня встать и подойти к нему, что я и делаю, но снаружи чудится шум. Оказывается, больные из очереди в коридоре пришли, требуют приема. Он смотрит их, отпускает, а я сижу и жду его за белыми ширмами. Вот от отправляет очередного посетителя, входит ко мне, извиняется. Я поднимаю белую майку, под которой нет лифчика, чтобы он наконец послушал меня. Но в дверь входят посетители, стучат, шумят. Врач извиняется, бежит к ним, чтобы поскорее отпустить и остаться наедине со мной. Так продолжается довольно долго, пока, наконец, я не подхожу к двери и не закрываю ее изнутри на ключ. Тогда захожу в загородку, сажусь на кушетку и поднимаю белую майку. Мой веселый и говорливый врач становится ужасно серьезен, и я благодарна ему за это – все же речь идет о моем здоровье. Он внимательно выслушивает меня, заставляет задерживать дыхание, кашлять – долго возится со мной. В конце концов, заявляет, что у меня туберкулеза нет, но полечиться необходимо. И вообще-то нужно к нему еще прийти несколько раз. Однако я вижу по его глазам, что чем-то больна, он помочь не в силах, просто не хочет меня расстраивать. И он понимает, что я больше не приду. Я интересуюсь, что у меня не в порядке. Он объясняет, что легкие не задеты, но перенесенный бронхит оставил о себе память. Вынырнув из глубокой задумчивости, врач пишет рецепт, которого я разобрать не могу. Я понимаю, что пора уходить. Встаю, открываю дверь и сразу попадаю на улицу. Вижу свое отражение в стекле окна: худосочная девочка в белой майке и синих джинсах, забавная, интересная, с чертовщинкой какой-то и в то же время грустная, словно ее (то есть меня) погасили. Я прохожу под аркой, выхожу на изогнутую улочку городка, иду домой и размышляю: маме не стоит рассказывать ни о визите к врачу, ни о диагнозе, нужно самой разобраться с рецептом. О враче остались самые приятные воспоминания, я знаю, что вряд ли мы встретимся еще раз. Почему? Я не хочу попадать в коричневый коридор, видеть блеск свежевымытого линолеума, ломиться сквозь черные тени людей в дощатую дверь. Странно, я также отдаю себе отчет в том, что молодой и веселый, милый доктор каким-то образом обязательно будет наблюдать за мной, он даже сейчас, в тот момент, когда я удаляюсь от него, следит за мной. От этого становится легче, потому что есть кто-то, кому ты очень дорог. И все-таки мне не хочется возвращаться в помещение, где он принимает. Я иду, смотрю на пальмы и «хрущевки», на странные дома, слышу шум моря и размышляю, размышляю… Уверена, что у меня туберкулез. Нужно как-то спасаться, а спасения-то и нет вовсе. Но моя болезнь меня не волнует нисколько, скорее, воспринимается как повод еще раз увидеться с доктором, если, конечно, он захочет – сама искать встреч я не собираюсь.